Вопрос: Темнота кажется такой глубокой, и мои глаза затуманены, и мой нескончаемо шумный ум - кроме тех мгновений, когда я с тобой, - вертится и вертится вокруг меня. Свет есть, но он кажется слишком далёким во всей этой темноте. Иногда я сомневаюсь, получится ли у меня. Любимый мастер, я не могу найти дверь.

ОШО:
Не волнуйся. Не нужно находить дверь, потому что ты снаружи всех дверей! Ты никогда не был внутри, ты только веришь, что ты внутри. Экзистенциально ты всегда снаружи. В то самое мгновение, как ты понимаешь, что ты снаружи - и твоё нахождение внутри было только идеей, - далёкий свет больше не далёк; это и есть ты сам. И окружающей тебя темноты больше не найти.
Но самое основное - понять, что ты уже снаружи дверей. Совершенно невозможно, чтобы ты был внутри. Именно это я говорю: наблюдение - это не часть ума и не может быть частью ума.
Ум не может быть свидетелем.
Ум и есть темнота.
Ум составляет всю проблему, а решение стоит прямо за дверью и ждёт, когда же ты поймёшь, что ты не внутри, а снаружи.


В свидетельствовании содержимого ума приходит момент, когда ты внезапно осознаёшь, что всё твоё существо всегда было снаружи - даже в самые тёмные ночи ты никогда не был внутри. На тебя нисходит такая великая радость: экзистенциально невозможно, чтобы ты был внутри. Хорошо, что ты не находишь двери; иначе ты войдешь вовнутрь!
Никакой двери нет.
Ум остаётся внутри; ты остаёшься снаружи.

Ни ум не может выйти, ни ты - войти.Но привязанность к уму возможна без всякой двери. Отождествление с умом возможно без всякой двери.
Ты просто забыл себя.
Ничто не потеряно, ничто не упущено, ничто не должно быть найдено.
Просто вспомни. Просто вспомнить... самое простое - всегда труднее всего, это правда, - а это самая простая вещь.
Ни одна из проблем не принадлежит тебе. Что касается тебя, никакая проблема не может в тебя войти, но ты можешь отождествиться с чем-то, что не является тобой.

Я помню одну историю. У одного человека загорелся дом. Дом горел; этот человек положил всю жизнь, чтобы построить этот прекрасный дом. Собрались тысячи людей, но ничего нельзя было сделать. Слишком сильным был пожар. Можно понять этого человека: по его лицу катились слёзы. Вся его жизнь сгорала у него на глазах.
Вдруг прибежал его сын и сказал: - Отец, почему ты плачешь? Мы ведь вчера продали этот дом. Мы снаружи... но мы продали этот дом. Пусть теперь кто-то другой плачет и рыдает, но не ты. Мы получили за него достаточно денег. Этот человек тотчас же утёр слёзы и стал зрителем, точно как все остальные. Отождествления, невидимого отождествления «это мой дом», больше не было. Не было ни боли, ни страдания, совершенно никаких проблем. И где-то он был даже рад: «Теперь мы построим дом ещё лучше». Он чувствовал облегчение; дом горел; он чувствовал облегчение.
Тогда прибежал второй сын. Он сказал: - Да, правда, мы договорились о продаже, но бумаги не были подписаны, деньги не были перечислены. Так что этот горящий дом - наш, а ты выглядишь так, словно ты просто зритель! - И снова потекли слёзы, снова его сердце стало разрываться. Видимо ничто не изменилось: дом горел, как и раньше, этот человек стоял рядом.
Но люди, приносящие сообщения, изменили всё!
Отождествившись, он сам горит вместе с домом. Разотождествившись, с облегчением он чувствует, что не имеет ничего общего с этим домом; это какой-то чужой дом.
Единственное, что нужно помнить, - это что ты уже снаружи, и по самой природе нет никакой возможности оказаться внутри. Ты можешь верить, ты можешь воображать... и всё же будешь снаружи. Сидя на ступеньках собственного дома, ты пытаешься найти дверь, чтобы из него выйти. Ты никогда её не найдёшь, её нет; доступно всё небо. Просто встань и иди в любом направлении; не нужно открывать никакой двери.

Но ты привязан к уму, ты отождествлён с умом, который внутри и у которого нет никакой возможности выйти наружу. Он не может существовать на свету. Вот ситуация: свидетельствование всегда снаружи и не может оказаться внутри; оно может существовать только на свету, оно не может существовать в темноте. Ум всегда внутри; он может существовать только в темноте, он не может существовать на свету.
Находясь между этими двумя абсолютно разными вещами ты отождествлён, привязан, и это создаёт для тебя проблемы.
Поэтому вспомни: ты снаружи. Если не можешь сделать этого сразу, сделай постепенно, часть за частью. Когда приходит гнев, наблюдай его, и ты увидишь, что гнев внутри, а ты снаружи.

Когда Гурджиеву было только девять лет, у него умер отец. Отец был беден.
Умирая, он подозвал Гурджиева поближе и сказал ему: - Мне нечего оставить тебе в наследство. Я беден, и мой отец тоже был беден, но он дал мне только одно, и это сделало меня богатейшим человеком в мире, хотя снаружи я остался бедным. Я могу передать тебе то же самое. Это определённый совет. Может быть, ты слишком молод и не сможешь последовать ему прямо сейчас, но запомни его. Когда ты сможешь действовать согласно этому совету, действуй. Совет прост. Я повторю его, и поскольку я умираю, слушай внимательно и повторяй за мной, чтобы я умер удовлетворённым, что передал послание, которое, может быть, веками переходило от отца к сыну.
Послание было просто.
Отец сказал: - Если кто-то оскорбляет тебя, раздражает, провоцирует, просто скажи ему: «Я понял твое послание, но я пообещал отцу, что буду отвечать только через двадцать четыре часа. Я знаю, что ты в гневе, я это понял. Я приду и отвечу тебе через двадцать четыре часа». И так же во всем. Соблюдай промежуток в двадцать четыре часа.
Девятилетний мальчик повторил, что сказал ему отец, и отец умер, но переданное в такой момент послание запечатлелось навсегда. Когда он повторил послание, отец сказал: - Хорошо. Пусть будут с тобой мои благословения; я могу умереть в мире. Он закрыл глаза и умер.
И Гурджиев, хотя ему было только девять лет, начал это практиковать. Кто-то оскорблял его, и он говорил: - Я приду через двадцать четыре часа, чтобы тебе ответить, потому что я пообещал это своему умирающему отцу. Прямо сейчас я не могу тебе ответить. Может быть, кто-то бил его, а он говорил: - Ты можешь меня бить; прямо сейчас я не могу ответить. Через двадцать четыре часа я приду и отвечу тебе, потому что я дал такое обещание умирающему отцу. И впоследствии он говорил своим ученикам:

- Это простое послание совершенно меня трансформировало. Этот человек меня бил, но я не собирался реагировать в этот момент, и мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать. Мне нечего было делать: сейчас этот человек меня бьёт, а я должен быть просто зрителем. Двадцать четыре часа делать было нечего.

И наблюдение этого человека создавало во мне нового рода кристаллизацию. Через двадцать четыре часа я мог видеть яснее. Мои глаза были полны гнева. Если бы я ответил прямо в тот момент, я стал бы бороться с этим человеком, я ударил бы этого человека, и все было бы бессознательной реакцией. Но через двадцать четыре часа я мог думать об этом более спокойно, более тихо. Либо он прав - я сделал что-то неправильное и нуждался в том, заслуживал того, чтобы меня побили, оскорбили, - либо он был абсолютно неправ. Если он был прав, ничего не оставалось, кроме как прийти к нему и поблагодарить. Если же он был абсолютно неправ... тогда не было смысла бороться с человеком, который так глуп и делает совершенно неправильные вещи. Это бессмысленно, это просто пустая трата времени. Он не заслуживает никакого ответа.
И через двадцать четыре часа все становилось на свои места, и возникала ясность. И с этой ясностью и наблюдательностью в мгновении Гурджиев превратился в одно из самых уникальных существ этого века. И это было фундаментальной основой всей кристаллизации его существа.
Ты всегда снаружи. Просто наблюдай. Ум всегда внутри. Не отождествляйся с ним.
Неотождествлённый, ты будешь становиться более и-более ясным, и ум умрет сам собой.
Смерть ума и рождение наблюдения - это начало твоей эволюции. И свет не будет далёким - это и есть свет.
Темнота уйдёт, потому что ты есть свет, и тебя не может окружать темнота. Именно поэтому я говорю, что наблюдение - это не техника, это твоя природа. Просто вспомни это.

Ошо. Путь мистика.

---